Мъянма....... дикий рост курса внутренних валют....

[Алексей Николаевич]

Всегда приятно чувствовать себя провидцем. Но когда ты предсказываешь всякие гадости, и они происходят – то в итоге чувства получаются смешанными.

Так вот, когда я писал о голландской болезни мьянманского кьята – я думал, что властям как-то удалось нащупать дно падения доллара на мьянманском валютном рынке и задержать рост национальной валюты. Все, однако, оказалось куда сложнее. В итоге сейчас можно уверенно сказать, что кьят по отношению к доллару (а заодно и ко всем прочим основным мировым валютам) сейчас примерно в два раза дороже, чем четыре года назад. Не знаю, есть ли еще какая-то другая валюта на Земле, которая за это время настолько бы укрепилась.

Мьянманский «черный» валютный рынок – очень интересный предмет для исследования экономистов. Во-первых, потому что он – регулируется как раз той самой «невидимой рукой рынка», о которой писали классики экономической теории. То есть, основа рынка – баланс спроса и предложения в чистом виде. Официальный и рыночный курсы отличаются друг от друга раз в 150 – поэтому государство старательно делает вид, что «черного» валютного рынка в стране нет. При этом неофициально наличие этого рынка всеми признается, его курсы публикуются в газетах, по улицам бегают менялы, «черные» обменники работают совершенно свободно (разве что без вывесок), а полицейские сами приходят туда менять валюту.

Но этим своеобразие рынка не исчерпывается. Если в Мьянму приходит валютный платеж из-за рубежа, то после пересечения границы с него нужно заплатить 7-10 процентов налога. И при этом компанию, которая получила этот платеж, банк начнет настойчиво упрашивать поскорее эти деньги снять со счета и обналичить. Тот, кто думает, что эти действия банка граничат с идиотизмом, ошибается. Клиент банка получает не доллары или евро – он получает «феки» («форин эксчейндж сертификэйтс»). Это – платежные билеты Центрального банка Мьянмы. Номинал одного фека равен одному доллару. По крайней мере, теоретически.

Доллары при этом остаются в банке. То есть, даже не в мьянманском банке, а в банке-корреспонденте (чаще всего это – сингапурский UOB-банк). И этот банк может делать с этими деньгами все, что ему вздумается. При условии, конечно, что клиент не положит феки на счет в банк обратно и не попросит с их помощью совершить платеж.

Но до недавнего времени ситуация возврата феков была во многом сугубо теоретической. Во-первых, курс кьята падал – то есть, на наличном рынке не хватало долларов (или, если угодно, феков). А это значит, что на этом самом рынке росла своеобразная пирамида из феков – Центробанк руками своих клиентов вбрасыывал туда все новые и новые бумажки, и их все равно было мало. То есть, вброшенные на рынок феки не возвращались в банк, а пускались в оборот, и крутились там пока не приходили в негодность. А во-вторых, снимая перечисленную ему валюту, клиент, как правило, обращал ее в кьяты – для платежей внутри Мьянмы. Про то, что нужно положить на счет феки обратно, он вспоминал только в одном случае: при заключении импортного контракта мьянманская сторона обязана показать на счету достаточно валютных средст для его оплаты. Но и в этом случае феки обычно не клались на счет в виде наличных бумажек, а покупались у того клиента банка, который еще не успел их обналичить. При этом государственные банки не спрашивают, почему покупки валюты клиентами происходят по ценам черного рынка.

(В скобках замечу, что такая параллельная реальность, кстати, присутствует во многих сферах мьянманской жизни. В Янгоне, например, открыто работает офис Национальной лиги за демократию (партии До Аун Сан Су Чжи), с большой красной вывеской, телефонной связью, водоснабжением и канализацией. Тем не менее, эта партия, согласно закону, считается ликвидированной, поскольку отказалась принять участие в прошедших выборах – таково положение мьянманского законодательства, и, на мой взгляд, оно имеет свою логику. А теперь представьте, что было бы, если бы, например, Эдурад Лимонов вывесил на одном из домов в центре Москвы название своей запрещенной партии и вздумал бы там устроить ее офис. Вот тогда станет понятна разница между бирманской диктатурой и российской демократией.)

Так вот, до тех пор, пока на рынке был переизбыток кьятов и недостаток долларов и феков, мьянманские банки как раз были заинтересованы в том, чтобы клеинты поскорее уносили свою валюту из банка. При этом многое, естественно, зависело от эмиссионной политики Центробанка. Центробанк как раз все эти годы пытался выпустить в обращение не так много национальной валюты, чтобы скатиться к галопирующей инфляции, но с другой стороны, достаточно много, чтобы удовлетворить потребности в ней на «черном» валютном рынке. Судя по всему, эта политика, длившаяся несколько лет, базировалась даже на некотором математическом моделировании: помимо объемов экспортно-импортных операций, учитывались и другие факторы, делавшие эту модель гораздо более сложной. Например, производились расчеты по потоку туристов и по числу работавших в Мьянме экспатов, причем с поправкой на то, что многие из них предпочитают получать зарплату на счет в Бангкоке и ввозить какую-то ее часть в Мьянму оттуда (привет мьянманским налогам на трансферты из-за рубежа).

(В скобках замечу, что при этом формулы и наполняющие их цифры возникали эмпирически. Например, сначала туристов обязывали менять ввозимую валюту на феки. Так мьянманские финансовые власти получили представление о ввозимых туристами суммах наличной валюты. Потом от этого отказались – но цифры, полученные во время поголовного «офекирования» туристов, стали исходными данными для формул.)

То есть, в оборот вбрасывалось ровно столько денег, сколько нужно. При этом именно сам свободный «черный» рынок как раз и являлся главным индикатором того, подбросить ли на него наличных деньжат, или повременить. По крайней мере, в пик туристского сезона обычно происходил некоторый рост курса кьята (на рынок вбрасывались «туристические» доллары, ввезенные в Мьянму, и они начинали «давить» на курс). Интересно, что с увеличением числа работающих в Мьянме экспатов рынок начал уже реагировать даже на дни в начале месяца, когда экспаты и сотрудники посольств получали зарплату и дружно ехали по обменникам менять ее на кьяты. А поскольку валютный рынок зависел от сезонных факторов (туристы в октябре-апреле, урожаи сельхозкультур осенью и весной, снижение горнодобычи в начинающийся с апреля сезон дождей), то тот факт, что финансовый год в Мьянме кончается 31 марта (а не 31 декабря как в абсолютном большинстве стран мира) – более чем объясним со всех точек зрения.

Нужно признать, что такая система была в целом выгодной для властей. Правда лично для меня остается загадкой, сколько от этого имела собственно Мьянма, а сколько – активно греющий руки на санкциях сингапурский UOB-банк. Тем не менее, примерно с зимы 2008-2009 годов начались первые тревожные звоночки. Снижение потока туристов в кризис нивелировало «туристический» фактор на валютном рынке, но именно в это время Мьянма достроила большой газопровод в Таиланд и пустила по нему «голубое топливо». А встречным потоком в страну потекли три миллиарда долларов в год. Плюс ко всему началось ослабление позиций доллара в мире. Плюс сыграли свою роль еще несколько сопутствующих факторов. И кьят начал медленно ползти вверх.

С минимального курса в 1400 кьят за доллар он довольно быстро дошел до психологического рубежа в 1000 кьят и долгое время висел неподвижно. И вот тут раздался второй тревожный звонок – фек начал отрываться от доллара. Если раньше их курс примерно совпадал, а часто фек даже котировался выше доллара (хотя бы потому, что он был все-таки «внутренней» валютой, которую можно было в любой момент легально использовать при оплате товаров и услуг, а также при «обезналичивании» средств), то теперь он начал ощутимо проседать. Это было главным показателем того, что основная причина давления на курс кьята – уже не доллар, а расплодившиеся феки.

Тут нужно заметить вот что. Фек по определению не мог просесть больше чем на 10 процентов по отношению к доллару. Потому что в этом случае становилось выгодно «обезналичивать» феки, класть их на счет и переводить за границу с тем же 7-10-процентным налогом – а там уже иметь на счетах «нормальные» доллары. Но это не значит, что доллар «держал» фек от падения совсем низко. Все было как раз наоборот – падающий фек тянул за собой вниз доллар, не давая ему оторваться вверх больше, чем на 10-15 процентов. При этом таблицы четко показывают некоторый временной лаг между «проседанием» фека и падением доллара. Наприемр, в декабре 2010 фек упал до 777 кьят (доллар тогда был 875 кьят), зато в январе фек начал расти (до 791 кьят), а доллар по инерции рухнул (до 843 кьят). Получилась веселая игра двух курсов в догонялки.

Но вернемся к середине прошлого года. В июне 2010 года стоимость доллара составляла 981 кьят, а стоимость фека – 945 кьят. Отрыв уже заметен, но еще не критический. И вот именно в этот момент в экономику страны вбухивается 15 миллиардов долларов иностранных инвестиций (к концу года их объем достигнет почти 20 милиардов). Если учесть, что за почти 20 предыдущих лет страна получила всего чуть больше 16 миллиардов долларов прямых иностранных инвестиций – то можно себе представить, каким грузом свалились эти шальные деньги на экономику. Мало какая экономика способна выдержать такое счастье, а уж мьянманская – тем более. При этом госбанки (только они имеют право осуществлять валютные операции) продолжали давить на клиентов, чтобы они полученную ими валюту поскорее снимали со счетов и обналичивали. Началось бешеное производство феков. Курс кьята стал укрепляться пугающими темпами.

Вот в этой ситуации мьянманские власти вдруг обнаружили, что все изобретенные ими средства поддержания курса уже не годятся. Они работали только тогда, когда спрос на доллары был велик. Теперь же на рынке был переизбыток долларов и феков. И как с этим бороться – никто не знал. Напечатать кьяты и выбросить на рынок – значит подстегнуть инфляцию и сделать экспортные товары неконкурентоспособными. Сидеть и ждать у моря погоды – тоже верный путь дождаться укрепления курса кьята, а значит – опять же роста издержек на производство экспортной продукции. Запретить феки было нельзя – это было бы не только ударом по бизнесу, но и сказалось бы на иностранцах, получающих в них зарплату. А у Мьянмы и без того хватает репутационных проблем, чтобы для полного счастья добавить еще и эту. Ситуация получалась тупиковой.

Она была тупиковой еще и по другой причине. В ноябре в Мьянме должны были состояться выборы. Ясно было, что многие люди не усидят на своих местах. В этом случае инстинкт заставляет чиновников сидеть тихо и не шевелиться – авось пронесет. Плюс перед выборами нужна была социальная стабильность, а любые резкие движения грозили создать проблемы. Именно поэтому вся чиновничья жизноь в Мьянме замерла, а на этом офне курс кьята продолжал укрепляться.

Тем не менее, нельзя сказать, что никаких мер не предпринималось. Я уже писал о том, что была объявлена амнистия на ввезенные в страну нелегально машины – их можно было легализовать с существенными скидками. То есть, власти посягнули на один из ключевых источников бюджета – налог на богатых. Эта мера позволила сковать часть средств, но она навсегда обрушила цены на автомобили. А это значит, что дешевеющие автомобили перестали быть средством вложения денег. То есть, результат амнистии оказался противоположным – на рынке появилось еще больше свободных денег, чем было до этого. Я уже писал, что в декабре курс доллара рухнул до 840 кьят.

Тем не менее, основной удар по обменному курсу доллара пришелся оттуда, откуда не ждали. Иностранные инвестиции – это все-таки по большей части средства, на которые за рубежом приобретались станки и оборудование, или поступившие в бюджет деньги за получение лицензий на разработку месторождений. То есть, на рынок наличной валюты вбрасывалась относительно небольшая их часть. А в конце марта случился эмпориум по продаже жадеита и драгоценных камней. Мьянманцы говорили, что им наконец-то удалось поставить под контроль этот рынок – и теперь сделки совершаются не в Сингапуре или в Гонконге как раньше (когда деньги от сделок оседали вне Мьянмы), а на внутримьянманской торговой площадке. А за такое счастье, как оказалось, тоже надо полатить.

То есть, на эмпориуме в конце марта было заключено сделок на рекордные 3 миллиарда долларов. Эти деньги продавцы получили на руки в виде феков. А вот это уже, в отличие от иностранных инвестиций, были ничем не связанные деньги – деньги, направленные на потребление. И огромная их часть вывализлась на рынок наличной валюты. Ситуацию даже не спасло то, что апрель и май – начало финансового года, когда заключаются новые экспортные контракты (с депозитами в виде феков на счетах) и платятся налоги (часть – в виде феков). Курс фека, подскочивший было до 892 кьят и обогнавший доллар, в течение нескольких недель резко рухнул до 650 кьят. Тут же до 750 кьят вслед за ним обвалился и доллар. Страна начала жить в новой реальности.

(В скобках замечу, что рынок наличной валюты в Мьянме – довольно маленький, как и вся экономика страны. И поэтому любителям конспирологических теорий я могу подбросить идею о том, что его обрушить и сделать на нем деньги можно даже при очень небольшом капитале. Предлагаю поискать, кому это было бы выгодно.)

Новая реальность – это не только сужение возможностей для экспорта. Но это, как ни странно, и удар по жизненному уровню мьянманцев. По подсчетам, за рубежом на подработках находится примерно каждый 40-50 мьянманец. В семьях из крупных городов – каждый десятый. Эти люди посылают часть заработанной валюты в Мьянму. То есть, каждая вторая-третья мьянманская семьи из крупных городов сильно зависит от источника поступления денег из-за рубежа. После роста курса кьята они стали получать значительно меньше. То есть, с одной стороны, в мьянманских компаниях начали урезать зарплату, объясняя это ростом издержек из-за высокого курса кьята, а с другой – сократились (в «кьятовом» исчислении) поступления средств из-за рубежа. При этом цены в магазинах остались прежними (хотя в Сити-Марте недавно и развесили объявления о том, что в связи с измененением паритета валют магазин принял решение снизить цены на некоторые товары – это снижение фактически стало обычной промо-акцией, не отражавшей масштаба изменения курсов). А такую вещь как ощутимое снижение жизненного уровня населения мьянманское руководство старается не допускать. В 2007 году из-за повышения регулируемых государством цен на бензин и дизель мьянманские «крепкие домохозяйства» перестали подавать монахам – а именно они монахам в основном до этого и подавали. В результате голодные и злые монахи вышли на улицы Янгона, и все кончилось не очень хорошо (в странах Запада это трактуется как борьба народа Бирмы за демократию).

Поэтому сейчас мьянманское правительство пытается принять меры по если не откату назад, то стабилизации курса. Недавно состоялось что-то вроде закрытой конференции высших руководителей финансового блока правительства, ведущих бизнесменов и известных экономистов. Все они пытались ответить на вопрос – что делать? Комментируя сам факт встречи, экономисты и бизнесмены ссылались на то, что они обещали не разглашать содержание дискуссий и даже состав участников. А госслужащие ограничились рассуждениями о том, что политика нового правительства относительно обменного курса будет более гибкой, «отличной от политики Государственного совета мира и развития». Тем не менее, какие меры будут приняты – никто ничего не сказал. Видимо, это – тот случай, когда сказать пока нечего (или есть понимание, чтео меры должны быть настолько радикальными, что чиновники должны какое-то время свыкнуться с мыслью о их необходимости). Министр торговли, бывший глава мьянманской ТПП, У Вин Мьинт заявил, что цель нового правительства – «построить гармоничную монетарную систему». Тем не менее, учитывая, что бизнес компаний У Вин Мьинта до его ухода на госслужбу – это экспорт мьянманской сельскохозяйственной продукции, есть надежда, что он правильно понимает, где надо искать гармонию.

А пока у правительства Мьянмы есть передышка до осени. Сегодня курс национальной валюты стабилизировался на уровне 800 кьят за доллар и 710 кьят за фек. Осенью начнется экспорт нового урожая и в страну пойдет валюта. В это же время стартует туристический сезон (в прошлом сезоне в страну въехало рекордное число туристов, и, судя по всему, следующий сезон тоже будет рекордным). После летнего отдыха в Мьянму поедут бизнес-делегации зарубежных инвесторов. А в октябре в Нейпьидо опять состоится эмпориум по продаже жадеита и драгоценных камней.

При этом уже сейчас по стране гуляют шальные деньги, ищущие применения. Мьянманцы в массовом порядке скупают золото. Цены на земельные участки в Мьянме возросли за год в 3-5 раз. Сегодня земля и недвижимость в Янгоне дороже, чем в Бангкоке. При наличии таких спекулятивных рынков меры, предлагаемые некоторыми мьянманскими экономистами (типа повышения ставок по вкладам и депозитам) кажутся просто несерьезными.

Что сможет противопоставить этому валютному цунами правительство Мьянмы – пока никто сказать не может.

***
Нда... Белорусам бы их проблемы.....

[Мастифф]

Что то мне это напоминает...

[Алексей Николаевич]

ага
вот и я тоже задумался